«Гласность» и свобода - Сергей Иванович Григорьянц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По официальным данным (прокуратуры Москвы) только неопознанных трупов было кремировано 2200, а были опознанные, сгоревшие, закопанные без всяких моргов тысяч десять человек по приблизительным подсчетам (человек пятьсот вооруженных). Это чудовищное преступление – Москву, умытую кровью, – Гайдар пытался не только оправдать, но даже поставить себе в заслугу в предсмертной книге «Смуты и институты».
Впрочем, тогда у меня не было сил разбираться в том, кто лучше громивших «Гласность»: полковник с Лубянки или Илья Константинов из Белого дома; Гайдар пославший снайперов, бронетранспортеры и танки, или Руцкой, призвавший захватить Останкино.
«Чума на оба ваши дома!».
Для меня конец девяносто третьего года, кровавый государственный переворот совершенный Ельциным и Гайдаром, был естественным продолжением (завершение оформилось уже при Путине) августовского путча девяносто первого года. Пришедшие тогда к власти коммунисты нового поколения и чекисты за два года усилились настолько, что, повторяя демократическую риторику (впрочем, и Сталин ее охотно использовал), были готовы к уничтожению тех реальных демократических свобод, которые были подготовлены русским обществом в последние годы правления Горбачева. На волне хорошо срежиссированного народного энтузиазма первых лет надежды на свободу, они и пришли к власти.
Теперь им можно и нужно было с этим прощаться, поскольку любая демократия прямо мешала и единоличной власти, и переходу государственной собственности в их личную. Крупнейшими врагами был Верховный Совет, когда-то избравший Ельцина и давший ему широкие полномочия, многомиллионное движение «Демократическая Россия», свободная печать со все еще недобитой «Гласностью» и независимые общественные организации. «Мемориал» к этому времени самоуничтожился.
Как именно это произошло в «Мемориале», я в подробностях не знаю. Хотелось бы, чтобы когда-то об этом была написана правда.
Один из его основателей и членов правления Дима Леонов – энергичный общественный деятель, метавшийся по всей России, пытаясь как-то защитить демократические организации, сказал мне, что Рогинский и Даниэль созвали нелегитимное заседание правления, куда были приглашены люди, не имевшие права голосовать, и на нем было принято решение об изменении устава, о превращении «Мемориала» в историко-просветительскую организацию. Одновременно была прекращена вся общественно-политическая деятельность и сотни тысяч русских интеллигентов по всей стране, ожидавших призыва к защите демократии, разъяснению того, что происходит в стране, оказались «Мемориалом» преданы. Сергей Адамович, извиняясь, говорил мне, что он голосовал против этих изменений. Но в то время он мог не допустить этого предательства. Рогинский объяснял, что иначе их сотрудников не пустят в архивы КГБ. Леонов и другие основатели «Мемориала», несмотря на то, что я предлагал достать деньги на издание общественно-политической газеты, были выведены из правления, и «Мемориал» из организации, созданной и боровшейся против возрождения тоталитаризма, превратился в организацию пенсионеров. «Мемориал» больше не интересовался общественной жизнью в России, не выводил на улицы сотен городов десятки, если не сотни тысяч интеллигентов, создавших по всей стране его отделения. Вероятно, это было величайшее предательство в истории России.
Пару лет назад на вечере памяти Александра Яковлева в Домжуре Арсений Рогинский – инициатор уничтожения «Мемориала» как общественно – политической организации, глядя мне в глаза, извинялся (естественно, иначе, чем Ковалев):
– Александр Николаевич был такой великий, такой великий человек. Он пользовался любой возможностью, чтобы подписать у Ельцина бумагу то о реабилитации кронштадтских матросов, то о раскулаченных и высланных крестьянах. Я не понимал и спрашивал, зачем это, ведь и так все ясно. Он отвечал, что все может понадобиться, все может стать еще хуже, а я этого не понимал.
На мой взгляд, безразлично, совершила компания Рогинского это предательство России, русского народа, русской интеллигенции по присущей им глупости и безответственности (шедшая вокруг борьба была очевидна), из стремления приспособиться или по прямому указанию «компетентных органов». Мы все встретились с его результатами. Лишь через три года, после начала Чеченской войны, Орлов настоял, чтобы хотя бы там, для приличия (потом он остался единственным в Чечне), «Мемориал» все же работал. Но если бы «Мемориал» вывел сотни тысяч людей с протестом – Чеченской войны бы не было. Об этом Орлов молчал. Зато у «Мемориала» появился свой дом в Москве, и никто никогда его не трогал.
Уничтожением «Демократической России» Гайдар занялся лично. «ДемРоссия» к этому времени уже не была «боевой» организацией. Раздираемая противоречиями между пятью ее сопредседателями и борьбой всероссийского и московского аппаратов, она иногда с трудом находила себе место в общественной жизни. Но это была гигантская, бесспорно, демократически ориентированная не только организация, но крупнейшее общественное движение с отделениями в любом городе России. Гайдар с его гэбэшными происхождением и симпатиями ясно понимал, что это серьезный противник.
Сперва ему удалось уговорить доверчивого Сергея Ковалева, который, как и многие диссиденты (некоторых людей даже тюрьма ничему не учит), верил, что это «мы победили», и в том, что Гайдар – великий демократ, ни минуты не сомневался. Теперь демократам нужна «партия власти» (как сформулировал это Гайдар). Поразительный по доверчивости, но тщеславный, а потому очень удобный Сергей Адамович к этому времени благодаря хорошо поставленной рекламе стал просто звездой и символом диссидентского движения, и благодаря его поддержке все, что делал Гайдар приобрело почти благопристойный вид. Одновременно «неизвестно кем» ночью был разгромлен и разграблен офис «ДемРоссии» в Староконюшенном переулке.
После этого большими окладами была переманена почти вся мощная, сформированная за пять лет
